– Зачем ты это делаешь? – встряхивает меня, словно куклу. Он зол. Кажется, он реально зол.

Неужели я переборщила? Ну он же не бьет девочек? Я надеюсь…

– Делаю что? Я развлекаюсь, мне весело. Ясно тебе? Иду ва-банк, а что? Терять мне уже нечего.

– Более чем. Еще раз выкинешь подобное, не посмотрю, что девчонка.

– Ударишь? – смеюсь, вцепляюсь пальцами в ворот его свитера, делаю это не специально, просто от головокружения меня начинает вести, и я хватаюсь из инстинкта сохранения равновесия. – Давай, можешь прямо сейчас.

– Пошла ты, – выплевывает мне в лицо, нацепляя на лицо гримасу отвращения. – Больная, – скидывает мои руки, отталкивая меня к стене.

Он смотрит на меня, словно я мусор, а мне становится дико смешно. Я хохочу, не прерывая визуальный контакт, и медленно съезжаю по стене на пол. В глазах мутнеет.

Шелест садится на корточки, протягивая ладонь к моей щеке.

– Ты чего? – кажется, он испугался.

– Ничего, – отворачиваюсь, мне не нужно, чтобы он видел мою уязвимость, один раз уже подобное было, больше такого не повторится, – уйди уже, – пытаюсь встать, но ноги не слушаются. – Меня от тебя тошнит, – зажимаю рот ладонью, прикрывая глаза.

В этот момент он поднимает меня на ноги, придерживая за плечи.

– Не трогай меня.

– Пойдем, у нас хороший врач. Даст тебе валерьяночки, – он еще и издевается.

– Я не пойду к врачу.

– Это было не предложение, – берет меня на руки. Совершенно не обращая внимания на все мои попытки сопротивляться.

– Поставь меня.

Отрицательно мотает головой.

– Теть Валь, у меня для вас тут работенка, – басит, стоит нам только зайти в кабинет врача.

– Богдан, сколько раз говорить? Валентина Михайловна я.

– Ага, – сажает меня на стул, – она чуть в обморок не грохнулась.

– Шубу снимай, деточка.

Поднимаю руки, а после опускаю обратно. Сил нет совсем. Прижимаюсь макушкой к холодной стене.

– Не могу.

Богдан помогает мне стащить шубу и уходит за дверь. Я же один на один остаюсь с этой женщиной.

Он ушел вместе с моей шубой. А вдруг он ее… Господи, что я несу, кому вообще нужна моя шуба. Провожу пальцами по лбу.

– Рассказывай, давно в обмороки падаешь? Слабость, тошнота, головокружение?

– Не знаю. Иногда бывает, – запинаюсь, – тошнит, круги темные перед глазами… но это не часто. Возрастное…

– Ты вообще кушаешь? – внимательно осматривает меня с ног до головы.

– Конечно.

– Что? Как часто?

– Что за глупый допрос?

– И все же.

– Фрукты, молоко, кофе, не знаю…

– Худеешь?

– Нет.

– А почему тогда так питаешься?

– Нет аппетита.

– Таблетки какие-нибудь принимаешь?

– Нет.

– С циклом все в порядке? Задержки?

– Бывают иногда. Но я читала, что это нормально.

– Понятно. Смотри, – берет листок, – я напишу тебе, какие нужно сдать анализы, а ты по их результатам сходишь к врачу, он выпишет тебе препараты. И старайся, пожалуйста, есть, даже если не хочется. Хотя бы понемногу. И не стоит это игнорировать, иначе все может закончиться очень печально.

Киваю.

– Вот и хорошо. Иди, и пусть лучше Богдан тебя проводит, мало ли что. Будет лучше, если тебе помогут добраться до дома.

Из кабинета выхожу по стеночке. Чувствую себя отвратительно. А если учитывать тот факт, что Шелест меня там ждет, и того хуже.

– Что сказали? – накидывает шубу на мои плечи.

– Если не буду есть, сдохну.

– Нормально. Тебя проводить?

– Не надо, я сама могу.

– Я вижу, – заключает меня в кольцо своих рук, даже через шубу я чувствую его твердую грудь. Становится жарко. Щеки начинают пылать.

– Богдан, – голос за спиной заставляет вздрогнуть, – я тебя ищу, – обладатель голоса подходит все ближе, а потом появляется уже перед глазами, – Герда? – удивленно.

– Здравствуйте, – изо всех сил пытаюсь отойти от Богдана подальше, но он лишь сильнее прижимает меня к себе.

– Я могу спросить, чем вы тут заняты?

– Мам Марин, к врачу ходили, все, бабушкой станешь, – серьезно выдает Шелест, а я готова упасть в обморок, чтобы всего этого не слышать.

Марина округляет глаза, приоткрывая рот. Наш завуч – его мать… никогда бы не подумала.

– Он врет, – пытаюсь как-то исправить эту бредовую ситуацию, – мне стало плохо, и он отвел меня к врачу.

– Балбес, – Марина Юрьевна растягивает губы в улыбке, – я же поверила почти.

– Я пойду, – стараюсь расцепить его пальцы, – мне пора.

– Может быть, сходим поедим? Я как раз за этим тебя и искала, – вмешивается завуч, – а потом проводишь Герду.

– Я только за. Поесть – это святое.

– А я против, – себе под нос.

– Пошли, – он все слышал.

Толкает меня вперед, отступая вбок и перехватывая мою ладонь.

Мы идем в ресторан правильного питания в конце улицы, потому что, как оказалось, Баженова очень строго следит за своим рационом.

Я иду с Шелестом за руку и не ощущаю смущения. У меня на эту тему есть определенный пунктик, с Сомовым мы не целуемся и не ходим за руки в общественных местах. Никогда. Не знаю, но я всегда от этих касаний чувствую себя неловко на людях. А сейчас просто иду, даже не задумываясь о подобном. Хотя, возможно, просто потому, что мне и без этого не слишком хорошо.

Пока идем, Богдан с Мариной разговаривают о бое. Она возмущается, что он устроил цирк и позволил сопернику нанести несколько незначительных ударов. Потом говорит, что никогда больше не будет мазать его синяки мазью, и что вообще этот спорт не для нее. Богдан обещает, что как только получит пояс чемпиона мира, то сразу выполнит эту ее просьбу и уйдет из спорта. Она улыбается и нежно касается его плеча. Под их разговоры мы подходим к ресторану, и Шелест открывает матери дверь. Они улыбаются друг другу, говорят так, словно они хорошие друзья, и от этого зрелища мне становится больно. Больно от понимания того, что со своими родителями я никогда не смогу вот так просто болтать, смеяться… никогда.

Улыбаюсь, чувствуя, что глаза застелило прозрачной пленкой слез. Присаживаюсь на диванчик, закрывая лицо меню.

– Богдан, ты что будешь?

– А тут разве есть что-то вкуснее того, что готовишь ты?

– Вот кого-кого, а повара из меня точно не делай, – Баженова улыбается, я слышу это в ее голосе.